«То, что ты делаешь, это правильно и нужно»

— Не то чтобы случайно. Но, честно сказать, я до весны этого года не слышала про «Ангелов Свободы». Поскольку я из северной части Казахстана, там такой фонд было трудно найти. Ну, я буду откровенна (смеётся). Туда ему было сложно просочиться. Я никогда не слышала про этот фонд, но была подписана в инстаграме на страницу Штаба гуманитарной поддержки Help Ukraine. У них увидела объявление о том, что «Ангелы Свободы» ищут рекрутёра, и подала свою заявку.

— Три месяца я совмещала несколько функций — была и региональным координатором, и рекрутёром. Сейчас я по-прежнему занимаюсь рекрутингом, но развитию регионального представительства уделяю меньше внимания.

— Там компактное проживание русскоязычного населения и соответственно людей, которые придерживаются иной позиции в отношении Украины.

— Толоки проходят, но в ярмарках, к сожалению, мы не участвуем.

— Я не знаю, откуда идут указания, но с ярмарками у нас не складывается пока.

— Я расскажу небольшую предысторию. У меня очень активная мама, она интересуется политикой. И накануне 24 февраля мы с ней обсуждали, нападёт ли Россия на Украину. Она сказала, что она этого не сделает. А я считала, что скорее всего сделает. И 24 февраля, когда я открыла Инстаграм, я увидела, как люди скидывают видео бомбёжек. У меня есть друзья в Украине (мы с ними никогда не встречались, только списывались по поводу работы), и я им написала: «Что у вас происходит?». Они ответили: «Нас бомбят. Семьи мы успели как-то спрятать, а сами находимся здесь». Тогда я не могла им ничем помочь, потому что была в некой растерянности. Я думала, может быть, это будет разовая акция, и всё успокоится, что это не зайдёт так далеко. Но по прошествии нескольких месяцев стало понятно, что конфликт усугубляется. Я не представляла, чем могу помочь. А в фонде «Ангелы Свободы» мои умения, навыки, образование, моё желание пригодились. Я изначально рассчитывала на это.

— Честно сказать, когда я узнала, что толоки связаны с рукоделием, я прямо сказала, что я и рукоделие очень далеки друг от друга (смеётся). В этом отношении на меня не стоит рассчитывать. На первой толоке я настолько растерялась, что просто стояла и смотрела. Хорошо, что Ирина [один из организаторов — прим. ред.] это заметила, подошла ко мне и объяснила, с чего надо начинать. При первом же разговоре с основателями проекта я чётко озвучила, какие у меня есть навыки и умения, и что я готова в ближайшие три месяца точно уделять волонтёрской деятельности 24 часа на 7.

— Я вообще первому впечатлению никогда не верю по своей работе. Я стараюсь не обращать внимания на эмоции. Но надо сказать, на толоке была очень дружественная атмосфера. Туда пришли люди, которые действительно хотели чем-то помочь. Они понимали, что прямо сейчас они ситуацию в корне не изменят, но где-то опосредованно могут на неё повлиять. Среди участников были очень образованные люди, многие из них профессионалы своего дела и каждый из них что-то из себя представляет.

— Семья однозначно поддерживает меня. Родители полностью разделяют мою позицию и очень гордятся, что я в этом фонде. Более того, если понадобится какая-то дополнительная помощь, вся семья готова подключиться.

— Я больше друзей нашла в фонде. Это первое. А второе, вы сами понимаете, из какого я региона. Тут многие люди довольно-таки жёстко относятся к моей деятельности. Не могу сказать, что они прямо негативят. Но я понимаю, что их это раздражает. Кроме того, я была региональным координатором, при этом, я — местный житель и, скажем так, представитель титульной нации, что вдвойне раздражает [пророссийски настроенных граждан]. Тем не менее, нам удалось даже заручиться поддержкой местной депутатки. Она даже приходила к нам на толоку. И в той ситуации, в которой находимся мы, это неплохой результат.

— Я живу в том регионе, где у большинства людей подключено российское ТВ. И у каждого второго жителя — родственники в России. Они находятся в зоне влияния той страны. Физически они здесь, но душой и умом они живут там. К счастью, моя мама очень умная женщина, она смотрит независимые СМИ, анализирует, и свои взгляды она передала мне. У нас не включён телевизор 24/7. Мы смотрим местные новости, чтобы просто знать, какие приняли законы. Мы не подвержены пропаганде.

— Я считаю, здесь три причины. Первая — это очень талантливая пропаганда. И тем людям, которые ею занимаются, пропагандистам, я отдаю должное, поскольку сама работаю в HR. Они умеют подавать информацию так, как её хотят услышать люди, при этом всём они получают то, что им нужно. Я понимаю, что они очень талантливые люди, хорошие ораторы, хорошие манипуляторы, у них сильный бэкграунд. То есть я признаю, что свою работу они делают великолепно. Второе, вы поймите: люди, подверженные пропаганде, хотят быть причастными к той культуре. Это желание «быть там», разделять общие с россиянами ценности. Вот это чувство единства взглядов, позиций делает их ближе, пусть не физически, но духовно. Если бы пропаганда говорила: «Это не синий цвет, а жёлтый», они бы разделяли и эти взгляды. Ну, и третья причина — материальная. Я слышала от людей, что их родственник пошёл воевать, а значит заработает денег. Они об этом говорят очень сухо, спокойно. Думаю, что у них даже есть чувство гордости: «он за правое дело, а тут ещё и денег подкинут».

— Когда я впервые поговорила с Ириной и Евгением, они сказали, что собираются провести толоку в Щучинске, и добавили меня в чат организаторов. Я там была единственным местным человеком. Я написала: «Давайте, ребят, встретимся и выберем место для толоки». Но когда я шла на встречу, мне было страшно. Всё-таки в таком регионе продвигать такую триггерную тему — определённые риски. Я подумала, что всё это может закончиться очень печально. Шла по дороге и думала: «Может быть, свернуть? Придумать какую-нибудь причину». Но когда человек один раз отступает, у него потом появляется привычка давать газу назад. И я решила всё-таки пойти, хотя бы начать. Когда я переборола первый страх, он уже потом не появлялся. Я в своих взглядах уверена. Кому-то будет со мной по пути, а кому-то — нет. Если человек не разделяет мою точку зрения, я его не держу.

— Да, есть уже костяк, который регулярно проводит толоки. Я была там три месяца (потом переехала в другой город), и за это время сформировалось местное сообщество волонтёров. Мы даже пытались просочиться на местные ярмарки, в местную газету. То есть, мы использовали различные методы продвижения. Ходили к местным бизнесменам, некоторые из них приходили к нам на толоку, и мы до сих пор с ними общаемся. Более того, мы в Щучинске изготовили по сравнению с другими регионами, если не считать Астану, самое большое количество ангелочков.

— До этого я в таких крупных проектах не участвовала, не работала именно в таком масштабе. Поэтому я очень благодарна фонду за возможность проявить себя. Ещё он меня очень многому научил. Он научил принимать людей такими, какие они есть. Поскольку я была региональным координатором и ещё рекрутёром, я встречалась с людьми разных мнений. И нужно было уметь отработать возражения. Я не могла переубедить людей, но это и не входило в мою задачу. Мне нужно было найти людей, которые могли что-то сделать полезное для фонда. Мы искали не просто волонтёров, которые могли делать ангелов, мы искали волонтёров-специалистов: дизайнеров, операторов, копирайтеров и т.д. И почти все вакансии мы закрыли.

— Смотрите, волонтёрская деятельность волнообразна. Человек приходит, 2–4 месяца помогает, но он редко будет выкладываться на полную весь год. А, чтобы фонд развивался, нужно, чтобы человек уделял волонтёрской деятельности 6–8 часов в неделю. А есть такие задачи, которые нужно выполнять ежедневно — например, связанные с соцсетями, то есть человек должен быть на связи постоянно. Поэтому волонтёры требуются всегда.

— Их очень много. Мне приятно каждый раз, когда я нахожу волонтёров. До меня их искали, по-моему, по анкетам. Я поняла, что этот метод работал по принципу: «придёт — хорошо, не придёт — не придёт». Я же садилась, писала в личку, что я такая-то такая-то, представляю такой-то фонд, готова к разговору в любое время. У меня были разговоры и в час ночи, и в два. Волонтёры не всегда были в Казахстане, они могли быть на удалёнке, или им удобно было беседовать после 11-ти вечера. И мне было приятно, когда новый человек приносил проекту какую-то пользу, когда не зря было потрачено время на его поиски, и когда результат оказывался положительным.

— Не думаю, что, если бы у меня не было знакомых в Украине, я бы не занималась этим. Мне же не 15 лет, когда ты увлекаешься каким-то делом только потому, что им занимается знакомый тебе человек. Я считаю, что, когда сосед нападает на соседа и радуется насилию, это не норма. Сегодня это может быть Украина, завтра это может быть Казахстан, послезавтра — Грузия. Это как игра в русскую рулетку: ты не знаешь, на кого покажет этот пистолет. Да, мои знакомые, живущие в Украине, присылали мне видео освобождённых территорий. И это дополнительно мотивировало меня. Потому что я считаю, что если ты общаешься с человеком, то ты несёшь ответственность за него. Близко общаешься — больше ответственности, меньше общаешься — соответственно, меньше. Но в любом случае ответственность есть… Я понимаю, что если Россия победит, то 40 миллионов человек станут рабами одной большой страны. И понятно, что будет с украинцами за их неповиновение, за их желание быть самими собой и делать свой выбор, если российские войска войдут туда в полной мере. Я не понимаю, почему страна, которая дала миру Чехова, Достоевского, может радоваться насилию и гордиться этим. Вы когда-нибудь покупали билет на балет Большого театра? Когда он приезжает за границу, то его билеты продаются за полгода. И я просто не понимаю, как люди, имеющие такой потенциал, такую культуру, которые показали миру, как они могут быть развиты, талантливы, могут просто обожествлять насилие над соседом. Для меня это остаётся загадкой. Либо это часть национального характера, либо есть то, чего я просто не знаю. Наверное, это в интервью не войдёт (смеётся).

— Я очень благодарна тому, что мы встретилась с фондом. Как я уже говорила, я научилась воспринимать людей такими, какие они есть. Я стала более уверенной в себе. Потому что реакция людей бывает разная, они не всегда ждут тебя с распростёртыми объятиями и говорят: «Я буду помогать». Они могут тебе и грубо ответить, и могут высказать тебе, где ты и где Бандера. И такое прилетало. Есть люди, которые говорят, почему мы не помогаем местным школам: «Разве в Казахстане нет проблем?». Есть люди, которые вообще не могут понять, зачем нужна волонтёрская помощь. Были вопросы о том, платят ли мне деньги. Я стала увереннее в том, что я делаю. Даже не как волонтёр, не как профессионал, а именно как человек. Мне очень нравятся Евгений и Ирина. Нравится одна вещь в них — они умеют любить. Это дано не каждому. Вот есть люди, которые любят из-за каких-то личных целей или закрывают какие-то свои детские гештальты. А учитывая, что Ирина и Евгений занимаются очень острой темой, это вызывает восхищение. И надо учитывать, что волонтёры выгорают. Они устают, у них пропадает желание что-то делать. Не потому, что они плохие или недостаточно хорошие. Просто иногда наступает момент, когда ресурсы исчерпаны. Это нормально. У каждого свой потолок: кто-то может пробежать дистанцию на два месяца, кто-то на три, кто-то на год. Именно поэтому мы создали в фонде психологическую службу: у нас есть психолог, который по четвергам консультирует.

— Мне кажется, что любят вопреки. Находясь вдалеке от своей исторической родины, в обществе, где эта тема делит людей на два лагеря, организаторы проекта «Ангелы Свободы» всё равно продолжают помогать своему народу, украинским детям. Несмотря на какие-то угрозы, негатив, хейт… Это же можно сказать и про волонтёров. Я не знаю, как именно сложилось у каждого, но по своему опыту допускаю, что какая-то часть знакомых могла от них отвернуться. Это наши реалии. И мне нравится их гражданская позиция и внутренняя смелость. Смелость идти за своими взглядами, за своими идеями, за верой в лучшее.

— У волонтёров проекта очень сильная мотивация. Именно она даёт силы, когда что-то не получается, когда проект замирает или идёт в аврале, или кто-то уходит. Это чёткое понимание: то, что ты делаешь, это «а» — правильно и «б» — нужно.

— Я бы пожелала им решительности. Пока ты этого не сделаешь, ты никогда не поймёшь, стоит оно того или нет. Ты можешь часами думать, строить доводы, гипотезы но пока ты не попробуешь, ты не поймёшь, что это. Если вы в чём-то сомневаетесь, проведите небольшой research (исследование). Соберите элементарную информацию о фонде — где, когда, кем был основан, спросите про финансовую отчётность. Это нормальные вопросы. Многие волонтёры, когда со мной разговаривали, спрашивали, насколько всё чисто, прозрачно, есть ли договора. Мы хотим показать, что мы не просто отправляем деньги в Украину, у нас есть конкретный договор с конкретной волонтёрской организацией в Украине, которая покровительствует конкретной школе или детскому саду, что только после заключения договора мы начинаем собирать деньги. И потом посмотреть на итоги — фонд уже имеет положительный результат своей работы, существует больше года, а значит проверен. Я думаю, что стоит также поговорить с волонтёрами и организаторами. Я знаю Евгения и Ирину — они всегда открыты к диалогу, всегда готовы поговорить с человеком, который сомневается.

— Это вера в лучшее и конкретные шаги к миру в Украине. Для Казахстана поддержка украинских детей — это проявление гражданской позиции, позиции неприятия насилия. А для волонтёров это возможность найти сильное комьюнити людей, и главное — готовых к действию, готовых помогать делом.